Однажды, в конце 19 века швейцарский школьный учитель нашел в предгорьях Альп плоскую окаменевшую кость со странными насечками. Отмыв находку, педагог ахнул: на кости проступило изображение оленя, нацарапанное скупыми, но безошибочными штрихами, передавшими из глубокой древности всю силу и грацию животного. Позже было сделано множество подобных находок - вырезанных на костях или нарисованных на стенах пещер изображений диких животных, поражающих реалистической точностью, динамикой и экспрессией. Изображения людей находили крайне редко, а если и находили, то схематичные и убогие. Что, впрочем, неудивительно: художники палеолита рисовали лишь самое важное, сохраняя для себя и потомков память о подлинно великих событиях.
Вон тот мамонт, например - если бы не завалили его аномально холодной зимой, племя вымерло бы с голоду. А там медведь, чуть левее - вон какой огромный и свирепый! Даже сейчас страшно.
В дальнейшие более цивилизованные эпохи художники занялись воспеванием конкретных людей, ну а события - даже важнейшие - отошли на задний план. Еще позже сложились живописные каноны, строго предписывавшие способы изображения персонажей, на картинах появились гигантского роста правители, окруженные маленькими суетящимися подданными. Затем исчезли и подданные, остались самодостаточные царствующие особы в мантиях и рыцарских доспехах, аристократы с исполненными мудрости лицами, полководцы и мореплаватели с подзорными трубами или же склонившиеся над картами.
Заметьте: на каждой следующей стадии сходство изображения с реальным человеком становилось все более условным - то ли художники постепенно утрачивали талант и наблюдательность, то ли просто привыкали халтурить. А и то правда, зачем стараться, если персонажи вполне узнаваемы по обязательным атрибутам и антуражу?
Кто это такой - вон тот, с кепкой, зажатой в вытянутой вперед руке? Так это же Ленин указывает путь к светлому будущему, и не беда, что на голове у него еще одна кепка. А который с бакенбардами и гусиным пером? Ясное дело, Пушкин.
Ко времени появления фотографии каноны успели закаменеть и казались незыблемыми, первые фотографы даже не думали отходить от установленных правил, выстраивая привычные фальшивые композиции. Но когда допотопные стеклянные пластинки уступили место пленке, постепенно пришло понимание: истинная сущность фотоискусства отнюдь не в точной фиксации мертвых сцен, а в выхватывании из жизни прекрасных и выразительных мгновений. В определенном смысле фотография представляет собой пресловутое чистое искусство - художнику нужно лишь увидеть, все остальное сделает фотоаппарат. Правда, с этим самым "увидеть" вышло как всегда… Как там у Окуджавы? "На фоне Пушкина снимается семейство. Фотограф щелкает, и птичка вылетает".
В свое время фоторепортеры считали удачей, если из 36 кадров пленки удавалось найти один-единственный, настоящий. Времена изменились: современные цифровые камеры и вездесущие телефоны способны сохранить сотни и тысячи эпизодов живой жизни. Если, конечно, фотограф сумеет их заметить.
Что бы этакое привезти на память из очередной вылазки в горы? Глупый вопрос! Конечно же фотки, полную флэшку фоток - показать друзьям, разместить в Интернете, сохранить для себя. Вот лет этак через двадцать… Посмотреть, вспомнить, малость погрустить.
Это я у подъемника. А это я в кафе, это в отеле, это в сауне. Вот пью пиво, пью глинтвейн, ем, сплю, курю, жду автобус. Опять у подъемника, опять пью пиво. А вот сижу в самолете и лечу домой. Ехидная машинка знай себе, щелкает - и тем усерднее, чем бездарней сохраняемое для истории зрелище.
Глядя на фотографии, например, Гиппенрейтера, снятые каким-нибудь ФЭДом, почти реально чувствуешь кожей пронизывающий ветер Эльбруса, слышишь шорох падающего снега и журчание горных ручьев. Потому что это Гиппенрейтер.
А высокотехнологичная экшн-камера Васи Суперпупкина, привязанная к лыжной палке, увековечивает кривляющееся лицо и мельтешащий на заднем плане горный пейзаж. Потому что это Вася. Впрочем, он не парится и со спокойным сердцем выкладывает творение на Youtube.
Вот лет этак через двадцать…
Сын посмотрит и спросит: "Пап, а ты правда был дебилом?" Что тут ответить? С очевидным не поспоришь.
Вооружившись камерой, человек волей-неволей становится на путь творца. Что дальше? Можно создавать свое - подлинное и неповторимое, что не стыдно показать. Но для этого нужен труд, напряжение души и ума, нужна фантазия, наблюдательность, вкус, хорошее владение фотографическим ремеслом, наконец.
Можно и по-другому: слепо и бездумно щелкать затвором, а мэйнстрим понесет туда же, куда всех... куда надо. Это тоже не стыдно показать - что может быть постыдного в том, чем и так под завязку набит Интернет? Однако каждый следующий творец, вливающийся в счастливое стадо, снижает общую для всех планку на одно маааленькое деление, и то, что вчера казалось отвратительным, сегодня уже вполне приемлемо.
Когда же дружными усилиями уровень упадет до плинтуса, безобидное поначалу взаимное подражание переходит в стадию пошлости (не путать с "непристойностью"). Безвкусица и глупость возводятся в ранг эталона, настоящее же творчество приравнивается в массовом сознании к бессмысленному эстетству и выпендриванию.
- Какой-такой Гиппенрейтер?! Ты чего, мужик? Кто сейчас такой отстой снимает?
То ли дело лыжник, стоящий на фоне подъемника, задрав одну лыжу стоймя, чтобы в кадре была видна скользячка. Вот это айс! А если стоят три лыжника, и у всех трех одинаково задрана левая лыжа - так это уже бесспорный шедевр.
Почему на лыжебордических фотках так много симпатичных молодых лиц, искаженных страшными гримасами, наводящими на мысль о тяжелом поражении головного мозга? Неужели горная болезнь?
- Почему-почему... Для прикола!
А что означают два пальца в виде буквы "V", демонстрация которых присутствует на доброй половине катательных фоток? Сэр Уинстон Черчилль показывал два пальца в знак скорой победы над фашизмом, а тут-то кого собираются победить? Может быть, молодые люди грозятся кому-нибудь моргала выколоть?
- Ну, блин, зануда! Это знак такой, типа круто.
Ну а почему… Впрочем, уже не важно.
Сама по себе, пошлость не особенно опасна и в благоприятных условиях обычно проходит без каких-либо последствий. Правда, в некоторых случаях она способна метастазировать из эстетической области в духовную и моральную - к сожалению, это бывает необратимо.
Главная же беда в том, что охваченный пошлостью человек надолго лишается способности воспринимать действительно прекрасное и значительное. Соответственно, и в кадр его камеры будет попадать все что угодно, но не то, о чем стоило бы сохранить память. А если и попадет нечто по-настоящему ценное, оно неизбежно будет раздавлено убожеством на переднем плане.
Вот лет этак через двадцать… И пустота. Пожалуй, что не айс.
Как-то я нашел старую черно-белую фотографию и увидел на ней себя на фоне какого-то неузнаваемого сарая, вверху изображения угадывалась то ли размытая линия гор, то ли дефект пленки. Молодой, физиономия глупая и довольная, одна лыжа задрана носком в небо - в общем, вполне себе шедеврическая фотка. Можно было примерно указать даже год, что, правда, никак не объясняло, где это снято, кем и при каких обстоятельствах. И ни малейшего душевного отклика, хотя на память отнюдь не жалуюсь.
Ревизия богатого архива привела к горькому открытию: таинственных картинок набралось уже изрядно. Некоторые из них все же удалось идентифицировать, другие так и остались немыми свидетельствами неопределенных событий. Впрочем, событий-то как раз и не было - по крайней мере, таких, о которых можно вспомнить. Как раз лет этак через…
Вот ведь, как получается: сколько было и забавных приключений, и совсем даже не забавных, и встреч с удивительными людьми, и красивейших мест, неузнаваемо изменившихся с тех пор… А на фотографиях почти ничего. Может быть, не оказалось под рукой фотоаппарата, или кончилась пленка, или просто снимать было лень - но нет фотографий, и все тут.
Зато сколько накопилось пошлятины! И с поднятой лыжей, и со стаканом, и с голой задницей из бани, и на автобусных остановках, и в самолетах, и в поездах. Хорошо хоть, что в те времена еще не было принято строить рожи в камеру - а то расстарался бы, мама не горюй, и теперь было бы совсем противно.
На даче у старого приятеля очень кстати оказалась замечательная печка, в нее-то и отправились примерно три четверти накопленных фотографических богатств. Совсем не жалко, заметьте, ни о чем не говорящих дрянных картинок - туда им и дорога. Очень жаль упущенных кадров, на которых могло оказаться так много действительно важного и дорогого сердцу, но почему-то не оказалось.
Больше я в горах не снимаю. Выходит так, что в памяти надежнее... А когда память ослабеет - боюсь, что ждать осталось не слишком долго - тогда не помогут и фотоподсказки.
Интересно, прощают ли горы пошлость? Они, вообще-то, мало что прощают... Не припомнили бы.
Примечание: автор не дает оценок, все вышеизложенное является частным мнением.
Skipper